Использование орудий беспозвоночными

Перейти в оглавление раздела:Интеллектуальные способности у животных

Перейти в оглавление раздела:Инстинкт и Инстинктивное поведение

Читать : Использование орудий млекопитающими

ИССЛЕДОВАНИЕ ОРУДИЙНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ЖИВОТНЫХ

...Использование орудий беспозвоночными. Примеров орудийной деятельности беспозвоночных животных немного, что соответствует слабой изученности их поведения. Разрозненные примеры, относящиеся к ракообразным и головоногим моллюскам, представляются весьма спорными. Это связано не столько с “неспособностью” беспозвоночных, сколько с обширными лакунами в существующих данных. Систематические сведения об использовании предметов касаются парализующих ос, принадлежащих к родам Ammophila и Sphex. Самки выкапывают норки в сыпучем грунте, приносят туда парализованных насекомых как корм будущим личинкам, откладывают непосредственно на эти “живые консервы” яйца, запечатывают норку и улетают. Для уплотнения грунта при закрывании норки осы используют камешки, кусочки коры и веточки (Armbruster, 1921; Fricsh, 1940; Evans, Eberhard, 1970).

Пристальное внимание исследователей к поведению муравьев привело к тому, что и орудийная деятельность этих насекомых была замечена и оказалась предметом дискуссий. Первый вопрос, прозвучавший после доклада автора на Европейском экологическом конгрессе (Reznikova, 1995) о способности муравьев к сложным формам коммуникации, был следующим: “Если исследуемые вами виды муравьев способны к деятельности столь высокого уровня, не употребляют ли они орудия?” В обсуждении выяснилось, что председатель заседания энтомолог М. Р. Пайва наблюдала орудийное поведение муравьев Iridomyrmex purpireus , аналогичное тому, что открыли Феллерсы (Fellers I., Fellers G., 1976) в своем эксперименте на нескольких видах рода Aphaenogaster. Цитируемый опыт выглядел следующим образом. Возле гнезд муравьев выкладывали приманку в виде желе. Муравьи, обнаружив пищу, возвращались с кусочками листьев, помещали их в желе и уходили за новыми. В течение 30-60 мин они перекладывали кусочки по кормушке, а когда листья покрывались желе, уносили их в гнездо и там слизывали или соскребали пищу. Поведение выглядело весьма гибким, так как муравьи применяли для своей цели не только листья, но и кусочки сухой грязи и щепки. Природная ситуация, которая соответствует эксперименту, заключается в том, что муравьи часто встречаются с необходимостью транспортировки в гнездо жидкой пищи. Жидкая или желеобразная белковая пища служит кормом личинкам. Это может быть, например, поврежденное насекомое, с которого муравьи слизывают гемолимфу, перенося ее в зобике. Использование предметов позволяло муравьям переносить за один рейс почти в 10 раз больше пищи, чем при обычной транспортировке. По мнению авторов, такая “рационализация труда” позволяет муравьям компенсировать давление межвидовой конкуренции. Так, A. rudis , которых доминирующие виды прогоняют с добычи, значительно чаще прибегают к транспортировке жидкой пищи с помощью вспомогательных средств. Полевые эксперименты были с тем же результатом продублированы в лаборатории. Еще более ранняя публикация посвящена мурвьям-жнецам Pogonomyrmex badius (Morill, 1972). По мнению автора, жнецы не только используют, но даже изготовляют орудия: они формируют из песчинок гранулы и помещают их в мед, а затем транспортируют к себе в гнездо. В книге Б. Холльдоблера и Э. Вильсона “Муравьи” (Holldobler, Wilson, 1990) эти результаты трактуются как следствие обычного для муравьев поведения “забрасывания” мешающих насекомым объектов различными доступными им мелкими предметами (веточками, частицами почвы). В тех случаях, когда речь идет о лужицах меда или пади, закиданных щепочками и комочками почвы, муравьи иногда относят в гнездо предметы, покрывшиеся слоем сладкого вещества. Можно, однако, полагать, что экспериментальное моделирование подобных ситуаций поможет более детально представить составляющие этой интересной формы поведения.

В целом можно предполагать, что склонность к использованию орудий является частью видовой специфики животных. Те виды, которые используют орудия в естественной среде обитания, демонстрируют при этом сложные комплексы поведения, включающие элементы индивидуального опыта, а в некоторых случаях, возможно, и социального распространения навыков. Наблюдение за использованием орудий дает исследователям дополнительную возможность интегральной оценки интеллектуальных возможностей животных и способностей к принятию решений.

ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ КОГНИТИВНЫХ АСПЕКТОВ ОРУДИЙНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ЖИВОТНЫХ

По организации последовательности поведенческих актов орудийная деятельность животных нередко выглядит проще, чем конструктивная. Комплекс действий, совершаемых иволгой, сплетающей гнездо-корзинку, или паучихой, подвешивающей на травинке сплетенный кокон, сложнее, чем действия обезьяны, колотящей камнем по ореху. Животные, сооружающие конструкции, действуют настойчиво и целенаправленно. Так, в гнезде королька насчитывается до12 000 стебельков мха, что говорит о том, что птичка тысячи раз повторяла действия с элементами конструкции, прежде чем завершила ее. Еще более впечатляют результаты коллективной конструктивной деятельности, например, величественные сооружения термитов или плотины бобров. Почему же именно орудийное, а не конструктивное поведение животных находится в центре внимания когнитивной этологии? В стремлении упростить ситуацию, можно было бы сказать, что конструирование у животных основано на инстинктивных действиях, тогда как орудийная деятельность опирается на когнитивные процессы. На самом деле такой четкой границы нет. Это отчасти видно из приведенных выше примеров, и будет показано ниже, на ряде экспериментальных результатов. Орудийная деятельность дает возможность интегральной оценки интеллекта животных, так как эта форма активности часто является своеобразной “вершиной айсберга”: ей предшествует последовательность действий, связанных с оценкой обстоятельств, поиском подходящих предметов, “расчетом” возможных последствий, коммуникацией с сородичами.

“Популярная физика” для приматов. Известный американский этолог Д. Повинелли назвал одну из книг “Популярная физика для обезьян” (Povinelly, 2000), отразив в названии характер одного из направлений когнитивной этологии, связанного с исследованием пределов компетентности животных в связях и закономерностях предметного мира. По замечанию Визальберги (Visalberghi, 2002), обезьяны часто изобретательно выполняют действия, направленные на решение задач, не имеющих смысла, и столь же часто совершают попытки выполнить что-то по-настоящему полезное, действуя совершенно бессмысленно. В качестве примера исследовательница приводит случай, который наблюдала в зоопарке: капуцин пытался расколоть земляной орех (который легко открыть зубами), колотя по нему вареной картофелиной.

Более 100 лет назад Хобхауз использовал в опытах с обезьянами экспериментальную методику, которая стала универсальной и положила начало многим модификациям (Hobhouse, 1901). Речь идет о задаче “выталкивания приманки из трубы”. В первом же опыте шимпанзе вставил палочку в небольшую трубку и пытался коснуться цели, а во втором он сумел вытолкнуть ее наружу из противоположного отверстия трубы. Йеркс (Yerkes, 1916) предлагал подобную задачу шимпанзе и горилле. Самка шимпанзе решила эту задачу после 12 дней экспериментов. Задача, по сравнению с опытом Хобхауза, осложнялась тем, что предложенная обезьяне труба не помещалась в руках животного, а лежала на земле и была очень длинной по сравнению с ростом обезьяны (170 см). Она, однако, оказалась способной сообразить, что приманку надо толкать в направлении “от себя” для того, чтобы добиться успеха. Горилла освоила этот прием, но только тогда, когда ее научил этому экспериментатор.

Г.З. Рогинский (1948) и Н.Н. Ладыгина-Котс (1959) исследовали орудийную деятельность шимпанзе, работая с шимпанзе Парисом, который жил в Московском зоопарке. Рогинский предлагал Парису классическую кёллеровскую задачу: притянуть к себе с помощью палки лакомство, находящееся на столе, вне его досягаемости. Освоившись с заданием, Парис обрабатывал орудия, не подходящие для достижения цели. Он расщеплял слишком толстую палку, а короткую заменял более длинной. В других опытах экспериментатор предлагал Парису лакомство в чашке, которую можно было притянуть к себе тесемкой, пропущенной через ручку чашки, соединив в руке свободные концы тесемки. Парис в первый же раз, сблизив обе тесемки в руке, достиг требуемого результата. Это произошло, по-видимому, случайно, так как впоследствии только после 30 ошибочных опытов он научился сближать и притягивать тесемки. Все же подлинного понимания соотношения между тесемкой и чашкой у обезьяны, по-видимому, не образовалось, так как в слегка видоизмененных условиях опытов Парис снова делал ошибки. Ладыгина-Котс исследовала орудийную деятельность Париса, предлагая ему задачу выталкивания приманки из трубки. Ее опыты отличались от опытов Хобхауза и Йеркса тем, что исследовательница ставила обезьяну в ситуацию выбора необходимого орудия, пригодного по форме и величине, из группы непригодных, а также исследовала возможность обработки или изготовления орудия при разрешении проблемы. Ладыгина-Котс придумала множество модификаций задания, которые дали возможность проанализировать поведение шимпанзе в ситуациях различной сложности. Ниже приводится примерно треть из списка предметов, которые предлагались Парису “к рассмотрению” для того, чтобы с их помощью вытолкнуть из трубки сверток с лакомством: ветвистый прутик, палка, завернутая в бумагу, палка, обмотанная веревкой, загнутый прутик, проволока с петлей на конце, с загибом, с двумя загибами, виток проволоки, одинарная и двойная петли из проволоки, проволока в виде восьмерки и к тому же скрепленная в двух местах, крест из проволоки, проволока с поперечиной, связка из пяти палочек (одна из которых нужной длины, а остальные короткие), деревянная палочка с пятью проволочными поперечинами (которые нужно вынуть, чтобы протолкнуть палочку в трубку), дощечка с расширением на конце (в другом варианте посредине), а также с двумя и тремя расширениями, трубки с втулками, подвижно скрепленные палки и т.п. Шимпанзе справился с большинством заданий, проявив недюжинную сообразительность и энергию: разгибал проволоку, вытаскивал поперечины, расширения дощечек отгрызал зубами, веревку разматывал. Он осуществлял деконструирование, деформирование, расчленение путем обработки и на разных этапах своей деятельности сравнивал размеры предметов, проверяя готовность орудия к действию. При этом, как и все шимпанзе, Парис делал неточно все, что допускало неточность: например, разгибал проволоку лишь до таких пределов, которые едва позволяли с трудом просунуть ее в отверстие.

Можно согласиться с Ладыгиной-Котс в том, что “шимпанзе – раб прошлых навыков, трудно и медленно перестраиваемых на новые пути решения”. Это иллюстрируется и результатами опытов с шимпанзе Рафаэлем, в которых исследователи также пытались подвигнуть обезьяну на “открытие” некоторых законов физики (Штодин, 1947; Вацуро, 1948). Архимеда из Рафаэля не получилось, хотя он и использовал собственные случайно найденные удачные приемы для того, чтобы предотвратить вытекание воды из дырявой кружки. В одном из опытов Рафаэлю дали для закладывания отверстия кружки металлический шарик. В первый раз он случайно заткнул им отверстие благодаря тому, что, положив шарик в рот, набрал в рот воды, которую вместе с шариком выплюнул в кружку, причем шарик попал в отверстие и закрыл его. Замечательно, что зверь все же установил связь между “затычкой” и вытекающей водой. Но замечательно и то, что впоследствии Рафаэль воспроизводил это случайно удачное решение в том виде, в каком оно осуществлялось в первый раз, т.е. вопреки надобности помещал шарик, взятый рукой, в рот, а изо рта выплевывал его в кружку, в которую наливал воду. Получив целую кружку, Рафаэль опускал шарик и в нее, а когда ему дали две кружки, целую и продырявленную, он предпочел последнюю, повторяя ставшие для него ритуальными действия с шариком.

Л.А. Фирсов (1977) предложил членам колонии шимпанзе, живущих летом на острове, задачу, которую можно назвать “обратной задачей с трубкой”. Четырем обезьянам предлагалось достать приманку из выкопанной в земле узкой вертикальной ямки, глубиной 80 см, что было немного больше, чем дина руки шимпанзе. Первые действия всех обезьян были примитивны: они пытались достать приманку поочередно каждой из четырех конечностей. Отдышавшись, обезьяны все это повторяли еще раз, уже с меньшим энтузиазмом, а затем начинали оглядываться по сторонам. Покинув на некоторое время соблазнительную приманку, шимпанзе подбирали палки и доводили их до рабочего состояния с помощью зубов и рук. Интересно отметить, что после первого приступа бурной деятельности с орудием все обезьяны проходили стадию “спокойного обдумывания”, усаживаясь или укладываясь рядом с ямкой и затем переходя к спокойной “осаде” приманки.

Простые варианты обычной “задачи с трубкой” использовались в лабораторных условиях и применительно к другим видам обезьян: гамадрилам, мандрилам, макакам-резусам, макакам-лапундерам, мангобеям и капуцинам (Watson, 1908; Klhver, 1933; Harlow, 1951; Ладыгина-Котс, 1959). В ранних экспериментах лишь капуцины проявили себя как перспективные кандидаты, способные претендовать на решение задачи, однако полностью она ни разу не была ими решена. Визальберги с соавторами (Visalberghi, 1990; Visalberghi et al., 1995) использовали усложненные варианты задачи с трубкой, взятые почти без изменений из книги Ладыгиной-Котс. Обезьяны должны были вытолкнуть лакомство из трубки с помощью палочки, но в первом варианте палочки были связаны вместе, так что для достижения цели их надо было разъединить, во втором в палочку были вставлены поперечные штырьки, мешающие проталкиванию ее в трубку, в третьем требовалось вставить одну палочку в другую. Капуцины справились со всеми предложенными задачами, сочтя первую из них более легкой, чем остальные. Однако они перебирали и совсем неподходящие варианты, например засовывали одну короткую палку в один конец трубки с приманкой, а другую в другой. Более того, в повторных опытах число ошибок существенно не уменьшалось. Капуцины в отличие от шимпанзе, видимо, не слишком хорошо понимают связи между элементами задачи. В этой серии опытов участвовали и человекообразные. Оказалось, что юные шимпанзе (2-4 года) мало отличаются по “успеваемости” от капуцинов, особенно при решении второй и третьей задач. Взрослые обезьяны (4 бонобо, 5 шимпанзе и 1 орангутан) показали значительно лучшие результаты, но только при решении первого варианта. Все они сразу разъединяли палочки и не делали попыток достать приманку слишком коротким предметом. Второй и третий варианты задачи оказались для человекообразных так же трудны, как и для капуцинов, а существенной разницы в подходах к решению не наблюдалось. Те же задачи были предложены другим группам обезьян, и нашелся один капуцин, ни в чем не уступающий шимпанзе, а те в свою очередь не справились с заданием с поперечными штырьками (Anderson, 1996). Это говорит о существенном размахе индивидуальных вариаций в решении инструментальных задач в пределах каждого вида.

Остроумная модификации задачи с трубкой – “трубка с ловушкой” – оказалась сложной для всех исследованных видов обезьян (Visalberghi , Trinca, 1989). В этих опытах трубка имела отверстие, которое открывалось в прикрепленный снизу стаканчик. Если приманку толкать по направлению к стаканчику (“ловушке”), она упадет туда и не достанется обезьяне. Значит, надо толкать в противоположном направлении. Это умозаключение удалось только одному из четырех испытуемых капуцинов. Действия этой самки казались планируемыми, т. е. она строила свое поведение так, чтобы избежать “наказания” со стороны ловушки. В половине случаев она толкала приманку в неверном направлении, но, увидев, что лакомство вот-вот упадет в стакан, вытаскивала орудие и бежала в другому концу установки, меняя ошибочные действия на правильные. Однако число ошибок не уменьшалось день ото дня с ходом испытаний. Экспериментаторы “добили” животное тем, что перевернули установку так, что ловушка оказалась сверху (задача получила название “нефункциональная ловушка”). К этому времени обезьяна запомнила, что успешными являются действия, направляющие приманку в сторону, противоположную ловушке. Однако если ловушка сверху, то она уже не работает и не “отнимает” приманку, поэтому нет смысла следить за направлением движения орудия. Выучив “правильное” движение, обезьяна продолжала на нем настаивать. Исследователи объяснили это тем, что капуцины, по-видимому, не очень сильны в понимании причинных связей и им не удается планирование относительно сложных действий (Visalberghi et al., 1995). Задачу “трубка с ловушкой внизу” предложили пяти шимпанзе (Limongelli et al., 1995). В течение 70 первых опытов их действия были случайными. Два шимпанзе в течение последующих 70 опытов научились избегать “наказания” со стороны ловушки. Авторы предложили этим двум особям другие варианты положения ловушки: не в середине, как в первом варианте, а у самого конца трубки. Обезьяны успешно справились с этой задачей без всякого доучивания, что привело исследователей к предположению о том, что они неплохо понимают условие задачи. Тем не менее, когда одному шимпанзе из числа тех, что наиболее успешно решали задачу, была предложена “нефункциональная ловушка”, то, несмотря на многообещающее поведение на предварительной стадии экспериментов, этот шимпанзе действовал так же, как и капуцин, то есть настаивал на предварительно выученной последовательности движений (Reaux et al., 1999).

Степень проникновения в предметную ситуацию у разных видов обезьян была исследована и с помощью тестов на способность к абстрагированию в ходе решения инструментальной задачи. В контексте исследований речь шла о способности животных к выделению среди свойств предметов, изменяющихся в эксперименте, таких ключевых признаков, которые имели отношение к решению задачи. Обезьянки тамарины были предварительно тренированы доставать белую чашку с лакомством с помощью голубой загнутой на конце тросточки. В последующих опытах им предлагали на выбор предметы разных цветов и разной формы, часть из которых подходила для решения задачи, а часть нет (были слишком мягкими, слишком короткими или широкими и т.п.). Варьировали и цвета чашек с кормом. Тамарины прекрасно ориентировались в физических свойствах предметов, игнорируя меняющиеся второстепенные признаки. Они не обращали внимания на изменение текстуры предметов и их цвета, но сразу реагировали на изменение функциональных признаков, т. е. формы и размеров (Hauser et al., 1999). Это тем более удивительно, что речь идет о виде, который в естественных условиях не прибегает к использованию орудий.

В целом применение орудийных методик к исследованию интеллекта обезьян показало, что представители различных семейств приматов не только успешно манипулируют предметами для достижения цели, но и имеют некоторые, хотя и ограниченные, представления о связи форм и размеров предметов с их свойствами. Индивидуальные различия, проявляющиеся при решении инструментальных задач, очень велики. Становится понятным, почему, если 50 лет назад исследователи единодушно проводили границу между ментальными возможностями “высших” и “низших” (см.Miyamoto et al., 1988) обезьян на основе их достижений в при решении инструментальных задач, то сейчас к этому вопросу подходят более осторожно, стараясь сравнивать большое число особей и множество вариантов заданий. На данном этапе исследований разница в когнитивных возможностях между человекообразными обезьянами и остальными видами проявляется скорее на количественном, чем на качественном уровне (Call, 2000).

“Популярная физика” для птиц. Первые представления об интеллектуальных возможностях птиц, связанных с орудийным поведением, восходят к басне Эзопа о вороне, который поднимал уровень воды в кувшине, кидая туда камешки. Наблюдал ли кто-нибудь такую ситуацию на самом деле, неизвестно, однако если это и вымысел, то он, несомненно, основан на реальных случаях, в которых птицы проявляли способность к улавливанию свойств вещей и к их практическому использованию. В книге Бека (Beck, 1980) собраны примеры наблюдений за ситуациями, в которых птицы манипулировали жидкостями и емкостями, используя различные их свойства (в частности, вязкость жидкостей). Так, какаду использовал половинку от скорлупы грецкого ореха, чтобы добыть остатки воды со дна поилки; серого жако наблюдали всасывающим воду через соломинку, а попугая кеа – за игрой, которая заключалась в вычерпывании воды чашкой из больших емкостей; содержащийся в неволе ворон Corvus brachyrhyncos регулярно набирал пластиковым стаканчиком воду из поилки, относил к кормушке, наливал в еду и ждал, пока она размокнет и станет более аппетитной (Beck, 1980).

Первое детальное описание орудийной деятельности птиц, основанной на понимании ими свойств предметов, сделано на примере голубых соек Cyanocitta cristata (Jones, Kamil, 1973). Экспериментаторы обратили внимание на то, что, проголодавшись, одна из птиц отрывала кусок газеты, подстеленной под ее клетку, уносила на жердочку, затем, прижимая бумагу ногами, сворачивала в несколько раз с помощью клюва, возвращалась к решетке, просовывала изготовленный жгут сквозь отверстия и подгребала к себе кусочки пищи, находящиеся слишком далеко, чтобы достать их без помощи орудия. Инструментальное поведение было ответом на плановые ограничения в пище, которые соответствовали требованиям контроля над здоровьем птицы. Столь изобретательную форму протеста исследователи положили в основу специального эксперимента. Сойку стали снабжать различными материалами, подходящими для изготовления орудий, оставляя при этом гранулы корма на соответствующем расстоянии от клетки. Оказалось, что сойка манипулирует предметами тем чаще, чем дольше ее продержали без пищи. Ее орудийное поведение было весьма гибким: помимо газеты в ход шли пучки соломы, стебли чертополоха, куски пластиковых лент, которые используют для упаковки. Все эти предметы ловко преобразовывались для удобства манипулирования. Другие члены лабораторной колонии также были испытаны в сходных условиях. Из восьми птиц пять демонстрировали выраженное орудийное поведение, две - только фрагменты его, и лишь одна совсем не проявила соответствующей активности. Поскольку птицы содержались вместе, авторы предполагают существенную роль подражания в формировании орудийного поведения, дополненную самообучением. Это предположение подкреплено наблюдениями за членами локальной популяции соек, использующих орудия в естественных условиях (см. ниже).

Систематические исследования интеллектуальных аспектов орудийной деятельности птиц в настоящее время проводятся в лаборатории поведенческой экологии в Кембридже с новокаледонскими галками (Chappell, Kacelnik, 2002). Для того чтобы достать лакомство, птицы используют широкий набор предметов: собственные перья, выпавшие при линьке, полоски картона, обрезки проволоки. Предметы подвергаются преобразованию: птицы счищают с перьев бороздки, картон расчленяют на полоски требуемых размеров, проволочки сгибают так, что получаются крючки. Такой творческий подход галок к манипулированию предметами подсказал исследователям идею экспериментов, в которых птицы, подобно приматам, учитывали в своей деятельности закономерности механики. Прежде всего была исследована способность птиц выбирать среди разнообразных предметов те, которые в наибольшей степени подходили к решению предложенной задачи. В первой серии опытов птицам предлагали палочки разной длины, с помощью которых они могли вытолкнуть из прозрачной трубки кормушку с лакомством. Если палочки лежали рядом с установкой, обе птицы успешно соразмеряли длину выбираемого орудия и видимое расстояние до кормушки. Во второй серии палочки и экспериментальный аппарат находились в разных помещениях, так что нужно было, выбирая орудие, “мысленно” примерять его не к видимой, а к удерживаемой в памяти цели. С этим заданием достаточно успешно справлялся только самец Абель. В следующей серии опытов проверялась способность птиц модифицировать незнакомые им предметы для достижения цели, т.е. изготовлять орудие, адекватное ситуации (Weir et al., 2004). Здесь лидировала самка Бетти. Кусочки мяса помещали в корзинку, находящуюся внутри полой трубки, а для манипуляций галкам предлагались прямые проволочки. Раньше птицы с подобным материалом не встречались. Обе они пытались достать лакомство с помощью прямых проволочек. Абель достал приманку в одном случае из 10, но не пытался модифицировать незнакомый ему материал. Бетти пыталась достать приманку прямой проволочкой, но уже спустя полминуты приступала к изготовлению крючка. Она заклинивала один конец проволоки, помещая его под прочную опору, которая находилась на расстоянии до 3 м от аппарата. Другой конец галка загибала клювом. Изготовив крючок, она направлялась к экспериментальной установке, и доставала мясо. Полученные данные тем более удивительны, что в подобной ситуации шимпанзе показали гораздо худшие результаты.

Например, получая в виде заготовки согнутую трубку, они не догадывались разогнуть ее, протолкнуть в отверстие и достать яблоко (Povinelly, 2000). А ведь обезьяны в отличие от птиц имели предварительный опыт манипуляций с предлагаемыми заготовками.

Птицы участвовали также в сериях экспериментов “трубка с ловушкой”, с использованием метода, опробованного на приматах. Среди новокаледонских галок и дятловых вьюрков выделялись особи, которые столь же легко, как и обезьяны, выучивали последовательность действий, ведущую к успеху (Chappell, Kacelnik, 2004; Tebbich, Bshary, 2004). Наиболее успешному вьюрку был предложен вариант задачи “нефункциональная ловушка”. Птичка действовала точно так же, как и капуцин в опытах Визальберги, настаивая на выученной последовательности действий (Tebbich, Bshary, 2004).

В целом представители некоторых видов приматов и птиц при решении инструментальных задач демонстрируют значительную компетентность в закономерностях и связях физического мира. Представляет существенный интерес вопрос о том, реализуется ли столь высокий когнитивный потенциал у исследованных видов в ситуациях, не требующих использования орудий, или это узко направленная видовая “гениальность”. Мы проводим здесь аналогию с животными, запасающими пищу и запоминающими местоположение тысяч своих кладовых, таких специалисты называют “гениями запоминания” (Shettleworth,1990). Некоторые виды муравьев и медоносные пчелы могут быть названы “гениями коммуникации” (Резникова, Рябко, 1990). При этом (и это важно отметить), упомянутые животные демонстрируют вполне заурядные способности при решении целого ряда иных задач. Новокаледонских галок, вьюрков и шимпанзе в силу их видовой специфики можно было бы назвать “гениями орудийной деятельности”. В экспериментах животные демонстрируют накопление индивидуального опыта путем проб и ошибок, и при этом формирование оптимальных решений происходит быстро и целенаправленно. По-видимому, во всех описанных ситуациях речь идет о поведении, основанном на видотипической склонности к образованию специфических ассоциаций.

Читать дальше: СООТНОШЕНИЕ ВРОЖДЕННЫХ И ПРИОБРЕТЕННЫХ КОМПОНЕНТ В ФОРМИРОВАНИИ ОРУДИЙНОГО ПОВЕДЕНИЯ